Лев Шестов - российский философ и литератор, представитель русского религиозно-философского возрождения начала ХХ века. Свою философию в разное время определял как религиозную и экзистенциальную. В 1920 году Шестов с семьей покинул Россию и обосновался во Франции, где и жил до своей смерти. Здесь предметом его философского интереса стало творчество Парменида и Плотина, Мартина Лютера и средневековых немецких мистиков, Блёза Паскаля и Бенедикта Спинозы, Сёрена Кьеркегора и Эдмунда Гуссерля. Шестов входит в элиту западной мысли того времени: он общается с Эдмундом Гуссерлем, Клодом Леви-Строссом, Максом Шелером, Мартином Хайдеггером, читает в Сорбонне курсы.
По словам Бердяева, «...Лев Шестов был философом, который философствовал всем своим существом, для которого философия была не академической специальностью, а делом жизни и смерти. Он был однодум. И поразительна была его независимость от окружающих течений времени. Он искал Бога, искал освобождения человека от власти необходимости. И это было его личной проблемой. Философия его принадлежала к типу философии экзистенциальной, т.е. не объективировала процесса познания, не отрывала его от субъекта познания, связывала его с целостной судьбой человека. Этот тип философии предполагает, что тайна бытия постижима лишь в человеческом существовании. Для Льва Шестова человеческая трагедия, ужасы и страдания человеческой жизни, переживание безнадежности были источником философии».
Творческая деятельность Шестова началась с ряда литературно-философских работ. Исключительную роль в становлении философии Шестова сыграли, наряду с произведениями Шекспира, которого Шестов называл своим первым учителем философии, русская литература (прежде всего, в лице Достоевского и Толстого) и философия Ницше. Исходя из глубинного переживания трагичности человеческого существования, Шестов выступал непримиримым критиком рационализма, в силу своих основных предпосылок узаконивающего, по мнению Шестова, человеческие страдания.
Источник, порождающий ужасы жизни, Шестов усматривал в «страшной власти» необходимости над человеческой жизнью. Наука, будучи воплощением разума, в своем стремлении упорядочить мир предстает у Шестова как поклонение необходимости и соответственно продуцирует принудительное знание, рационализированные истины которого служат орудием управления и господства. Шестов признавал за научными, т.е. логически доказуемыми истинами только ограниченное значение, в противном случае они сами (как орудия необходимости) ограничивают человека как свободное и творящее существо, в чем, собственно, и заключается, по Шестову, призвание человека. Шестов призывал к освобождению от довлеющей власти самоочевидного, общепринятого, общеобязательного, или, говоря иначе, к «беспочвенности», - единственному, что дарует человеку ощущение полета. Системосозидающей установке философского разума Шестов противопоставил опыт «адогматического» мышления, усматривающего истину «в единичном, неповторяющемся, непонятном, всегда враждующем с объяснением» - «случайном», куда не распространяется власть разума. Особую метафизическую значимость в философии Шестова обретают мгновения, связанные с «порывистостью и свободной внезапностью творческого роста и делания», «когда разум отказывает в своих услугах». Именно в эти редкие мгновения, писал Шестов, «только наедине с собой, под покровом тайны индивидуального бытия... вспыхивают последние истины». Глубоко переживая иррациональное в бытии человека, Шестов подчеркивал невозможность ясного и отчетливого представления о великих тайнах мироздания, когда непредсказуемость, неожиданность, чудесность требуют отказа от самого усилия «быть понятыми».
Философия для Шестова - не «строгая наука» (он горячо спорил с Гуссерлем по этому поводу), но «борьба за невозможное», риск и дерзновение, стремление к неведомому; дело философов «не в разрешении проблем, а в искусстве изображать жизнь как можно более таинственной и проблематической». Единственную возможность реализации свободы и творческой мощи человеческой личности Шестов находил в религиозном опыте. Вера для Шестова - это одновременно и «второе измерение мышления», преодолевающее истины разума, освобождающее от власти необходимости, и путь к тому, для кого все возможно, и упование на Бога живого, что, сметая всякую уверенность и прочность, сопряжено с ожиданием, надеждой, тоской, страхом и трепетом. Выступая против рационализации веры и полагая ее как сферу абсурда и парадокса, Шестов сам включается в русло иудеохристианской философии, которую он, назвав философией откровения, противопоставил философии умозрительной, рациональной. шестов философский религиозный возрождение
Как отмечал Бердяев, «в последние годы у Шестова произошла очень значительная встреча с Киркегором. Он раньше никогда не читал его, знал лишь понаслышке, и не может быть и речи о влиянии на его мысль Киркегора. Когда он прочел его, то был глубоко взволнован, потрясен близостью Киркегора к основной теме его жизни. И он причислил Киркегора к своим героям. Его героями были Ницше, Достоевский, Лютер, Паскаль и герои Библии - Авраам, Иов, Исайя. Как и у Киркегора, тема философии Л. Шестова была религиозной, как и у Киркегора, главным врагом его был Гегель. Он шел от Ницше к Библии. И он все более и более обращался к библейскому откровению. Конфликт библейского откровения и греческой философии стал основной темой его размышлений. Однако не нужно преувеличивать новизны того, что сейчас называют экзистенциальной философией, благодаря некоторым течениям современной немецкой философии. Этот элемент был у всех подлинных и значительных философов».
Шестов, в сущности, совсем не против научного познания, не против разума в обыденной жизни. Не в этом была его проблема. Он против претензий науки и разума решать вопрос о Боге, об освобождении человека от трагического ужаса человеческой судьбы, когда разум и разумное познание хотят ограничить возможности. Бог есть, прежде всего, неограниченные возможности, это основное определение Бога. Бог не связан никакими необходимыми истинами. Человеческая личность есть жертва необходимых истин, закона разума и морали, жертва универсального и общеобязательного.
Шестов не создал стройной системы идей - он был принципиальным противником всякой систематичности, считая, что последовательность и логическая законченность убивают мысль. Самую суть философских воззрений Шестова отражают слова, сказанные им в письме Бердяеву: «Ничто не приносит миру столько вражды, самой ожесточенной, сколько идея единства». Это письмо было написано в марте 1924 года, и его автор, очевидно, имел в виду, прежде всего, трагические последствия Октябрьской революции в России - утверждение там большевистского режима с его нетерпимостью к инакомыслию, с его стремлением навязать всему обществу культ «единственно верного учения».
По мнению Шестова, всякая философская система стремится сразу разрешить «общую проблему человеческого существования», а из этого решения вывести для людей некие жизненные правила, но ведь разрешить эту общую проблему невозможно, точнее - каждый будет решать ее по-своему, в зависимости от особенностей своего характера, склада мышления и т.д. «А потому перестанем огорчаться разногласиями наших суждений и пожелаем, чтоб в будущем их было как можно больше. Истины нет - остается предположить, что она в переменчивых человеческих вкусах».
В основе принципиального плюрализма Шестова лежит принцип доверия к жизни. «В конце концов, выбирая между жизнью и разумом, отдаешь предпочтение первой»; из этого тезиса следуют как критика научного мировоззрения, так и допущение множественности истин.
Жизнь многообразна, и все люди так непохожи друг на друга, всем нужно разное, именно поэтому: «Кто хочет помочь людям - тот не может не лгать». Именно поэтому всякая философия, которую хотят сделать общедоступной и общеполезной, неизбежно превращается в проповедь. Сознание должно освобождаться от всевозможных догм, от устоявшихся стереотипов, от расхожих анонимных представлений. «Нужно, чтобы сомнение стало постоянной творческой силой, пропитало бы собой самое существо нашей жизни», чтобы человек научился самостоятельно воспринимать окружающий мир, не перекладывая ни на кого ответственность за полноту и ясность своего видения.
Шестов считал свою философию экзистенциальной. В центре ее стоит существование одинокого человеческого «Я», не желающего сливаться с Единым, стремящегося отстоять свое право на индивидуальность, на уникальное личностное видение окружающего мира. Свобода личности - внутренняя и внешняя, духовная и политическая - полагалась философом в качестве высшей ценности, основы подлинного существования. Религиозная вера в его творчестве выступает как высшая степень освобождения человека от власти «самоочевидных истин», как прорыв в область абсолютной свободы. Еще раз вспомним его слова: «Ничто не приносит миру столько вражды, самой ожесточенной, сколько идея единства».
ШЕСТОВ, ЛЕВ (1866–1938), русский философ, литературовед. Настоящее имя – Лев Исаакович Шварцман. Родился в Киеве в семье коммерсанта 31 января (12 февраля) 1866. В 1884 поступил на математический факультет Московского университета, через год перешел на юридический факультет. Был исключен из университета за участие в политических выступлениях студентов. Завершил образование на юридическом факультете Киевского университета (1889). В дальнейшем Шестов ушел мир литературной критики и философской эссеистики, и выбор этот оказался окончательным. Он участвовал в Религиозно-философских собраниях в Петербурге, поддерживал отношения с ведущими представителями российского религиозно-философского движения начала века – с Д.С.Мережковским , С.Н.Булгаковым , В.В.Розановым , М.О.Гершензоном , Вяч.Ивановым и др. Особенно близкие отношения связывали его с Н.А.Бердяевым .
В 1898 выходит первая книга Шестова – Шекспир и его критик Брандес . Важной вехой в творческой биографии Шестова стали его книги Добро и зло в учении гр. Толстого и Фр.Ницше (1900), Достоевский и Ницше: Философия трагедии (1903) и Апофеоз беспочвенности (1905). Октябрьскую революцию Шестов не принял категорически и охарактеризовал власть большевиков как «деспотическую» и «реакционную». В 1919 он эмигрировал из России: в 1920 обосновывается в Женеве, с 1921 и до конца жизни – во Франции. Период эмиграции стал наиболее продуктивным в творчестве Шестова. В эти годы вышли его работы: Власть ключей (1923), На весах Иова (1929). После смерти Шестова были опубликованы: Афины и Иерусалим (1938), Киркегард и экзистенциальная философия (1939), Умозрение и откровение (1964), Sola fide – Только верою (1966). Шестов был активным участником европейского философского процесса 1920–1930-х годов: дружеские отношения связывали его с Э.Гуссерлем , А.Мальро , Л. Леви-Брюлем , А.Жидом , М.Бубером , К.Бартом , Т.Манном и др. А.Камю в своей книге Миф о Сизифе (1942), характеризуя экзистенциальный тип философствования, обращается к творчеству Шестова.
Уже в первой большой работе Шестова – Шекспир и его критик Брандес (1898) – основные темы его творчества намечены вполне определенно: судьба человека в равнодушном и беспощадном мире; наука и «научное» мировоззрение, по существу благословляющие безысходность человеческого существования, лишающие жизнь даже ее трагического смысла. Уже в этой работе Шестов обнаруживает своего главного противника – философский рационализм, который, по его убеждению, всей силой разума санкционирует необходимость и закономерность «объективных обстоятельств», унижающих и уничтожающих человека, и в то же время требует от него оптимизма в осознании «разумной необходимости» (Спиноза, Гегель, Маркс).
Критика разума вообще и философского умозрения составляют содержание творчества Шестова. В этой борьбе он искал и находил «союзников» (Ницше, Достоевский) и даже «двойников» (Кьеркегор). Даже учение своего близкого друга Н.А.Бердяева об иррациональной, «несотворенной» свободе представлялось Шестову излишне умозрительным. Критикуя любые попытки умозрительного отношения к Богу (философские и богословские в равной мере), Шестов противопоставлял им исключительно индивидуальный, жизненный (экзистенциальный) путь веры.
Экзистенциальная философия, утверждал Шестов, начинается с трагедии, она исходит из предположения, что «неизвестное ничего общего с известным иметь не может, что даже известное не так уж известно, как это принято думать, и что, следовательно, все предположения... были только обманчивыми иллюзиями». Шестов предлагает забыть о том привычном образе мира, который навязан человеку наукой, рационалистической философией и здравым смыслом. В мире экзистенциальной философии будущее совершенно неизвестно: «Всякое подлинное творение есть творение из ничего... Творчество есть непрерывный переход от одной неудачи к другой. Общее состояние творящего – неопределенность, неизвестность». Истина, которой владеет философ в настоящий момент, имеет значение («чего нибудь да стоит»), только если он признает, «что она безусловно не может быть ни для кого обязательной». Шестов отрицал «оправданность» любого универсализма в истории и был готов ниспровергать идею прогресса под любым обличьем: гегелевского панлогизма, «становления абсолютного всеединства» Вл.С.Соловьева или «творчества богочеловечности» Бердяева. Историческое познание в научно-рационалистическом смысле вообще невозможно. История – «простое повествование». Отношение к прошлому всегда должно носить личный характер. Открыть истину в истории может «только тот, кто ее ищет для себя, а не для других, кто дал торжественный обет не превращать свои видения в общеобязательные суждения».
Идея веры-свободы в творчестве Шестова оказывается единственно возможным положительным ответом на вопрос о смысле исторического существования человека. Нельзя метафизически доказать, что «бывшее станет небывшим» и волею Абсурда «железная» логика исторического и природного процессов может быть отменена, но в это можно поверить. «Для Бога нет ничего невозможного – это самая заветная, самая глубокая, единственная, я готов сказать, мысль Кьеркегора – а вместе с тем она есть то, что коренным образом отличает экзистенциальную философию от умозрительной».
Лев
Исаакович Шестов
родился
31 января/13 февраля 1866 г.
в
Киеве, в семье богатого мануфактуриста.
Обучался в Московском университете
сначала на физико-математическом,
затем на юридическом факультете.
Диссертация, посвященная рабочему
вопросу, была отвергнута цензурой.
Несколько лет Шестов жил в Киеве, где работал в деле отца, одновременно интенсивно занимаясь литературой и философией. Однако совмещать бизнес и философию оказалось нелегко. В 1895 г. Шестов тяжело заболел (нервное расстройство), а в следующем году уехал за границу для лечения. В дальнейшем коммерческое предприятие отца станет для мыслителя своего рода семейным проклятием: он неоднократно еще будет вынужден отрываться от семьи, друзей, любимой работы и мчаться в Киев, чтобы навести порядок в делах фирмы, расшатанных стареющим отцом и безалаберными младшими братьями.
В Риме Шестов женился в 1896 г. на православной русской девушке Анне Елеазаровне Березовской. Поскольку отец Шестова был ортодоксальным иудеем, мыслитель был вынужден долгие годы хранить этот брак в тайне, бульшую часть времени проводя за границей. Возможно, именно неприятие религиозной нетерпимости отца в какой-то степени послужило отправным пунктом философского адогматизма Шестова.
В 1898 г. в свет вышла первая книга Шестова «Шекспир и его критик Брандес», в которой уже были намечены проблемы, позже ставшие сквозными для творчества философа: ограниченность и недостаточность научного познания как средства «ориентировки» человека в мире; недоверие к общим идеям, системам, мировоззрениям, заслоняющим от наших глаз реальную действительность во всей ее красоте и многообразии; выдвижение на первый план конкретной человеческой жизни с ее трагизмом; неприятие «нормативной», формальной, принудительной морали, универсальных, «вечных» нравственных норм.
Вслед за этой работой появилась серия книг и статей, посвященных анализу философского содержания творчества русских писателей - Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого, А.П.Чехова, Д.С.Мережковского, Ф.Сологуба. Шестов развивал и углублял темы, намеченные в первом исследовании. В это же время Шестов познакомился с известным русским меценатом Дягилевым, сотрудничал в его журнале «Мир искусства».
В 1905 г. была опубликована работа, вызвавшая самые острые споры в интеллектуальных кругах Москвы и Петербурга, самые полярные оценки (от восторга до категорического неприятия), ставшая философским манифестом Шестова - «Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления)».
Февральская революция особенного восторга у Шестова не вызвала, хотя философ всегда был противником самодержавия. В 1920 г. Лев Шестов с семьей покинул Россию и обосновался во Франции, где и жил до своей смерти. Теперь предметом его философского интереса стало творчество Парменида и Плотина, Мартина Лютера и средневековых немецких мистиков, Блёза Паскаля и Бенедикта Спинозы, Сёрена Кьёркегора и Эдмунда Гуссерля. Шестов входит в элиту западной мысли того времени: он общается с Эдмундом Гуссерлем, Клодом Леви-Строссом, Максом Шелером, Мартином Хайдеггером, читает в Сорбонне лекции...
Сергей ПОЛЯКОВ
(с сокращениями)
Реферат по философии
Философия Л. Шестова
Лев Шестов: иррационализм и экзистенциальное мышление. Современники Л. Шестова неизменно отмечали его оригинальный склад ума, блестящий литературный талант. Талант одиночки, не примкнувшего ни к западникам, ни к славянофилам, ни к церковноверующим, ни к метафизикам. В жизни он неизменно оставался и “беспросветно умным” (В.В. Розанов) и “бездонно сердечным” (А.М. Ремизов).
Л. Шестов (это литературный псевдоним, настоящее имя Лев Исаакович Шварцман) родился 31 января 1866 года в Киеве, в семье крупного коммерсанта-мануфактурщика. Учился в Киевской гимназии, затем на физико-математическом факультете Московского университета, с которого он перевелся на юридический факультет Киевского университета. Окончил его в 1889 году. Первая книга Шестова “Шекспир и его критик Брандес” вышла в 1898 году. Далее следуют “Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше” (1900), “Достоевский и Ницше” (1900) и “Апофеоз беспочвенности” (1905). Октябрь 1917 года Л. Шестов не принимает и в 1919 году становится эмигрантом. В эмиграции опубликованы наиболее значительные работы Шестова: “Власть ключей”, “На весах Иова (Странствования по душам) ”, ”Киркегард и экзистенциальная философия (Глас вопиющего в пустыне) ”, “Афины и Иерусалим” и др. Скончался Л. Шестов в Париже 19 ноября 1938 года.
Истоки философского постижения Шестова следует искать в великой русской литературе ХIХ века. Шестова характеризует сосредоточенное внимание к “маленькому”, часто “лишнему” человеку; ситуации – глубинно значимые (позднее их назовут пограничными); трагедии исторического бытия, и в связи с этим – повышенный интерес к откровениям Достоевского и Толстого, откровениям русской литературы. Несомненным является влияние духовного поля Кьеркегора и Ницше. Сам Шестов в статье, посвященной памяти Гуссерля, напишет: “... Моим первым учителем философии был Шекспир. От него я услышал столь загадочное и непостижимое, а вместе с тем столь грозное и тревожное: время вышло из своей колеи... ”.
Известность Л. Шестову принесли не столько его первые книги (“Шекспир и его критик Брандес”, “Добро в учении гр. Толстого и Ф. Нитше”, “Достоевский и Ницше”), сколько его “Апофеоз беспочвенности (Опыт адогматического мышления) ” – книга “афоризмов, возмутительных и циничных для ума, которого кашей не корми, а подай “систему”, “возвышенную идею” и т.п. (Ремизов). Ирония Шестова по поводу различных философских систем приводила читателя в смущение. Это была известность эпатирующего характера.
Большая часть идейного наследия Шестова запечатлена в форме философских эссе – “странствований по душам” его излюбленных мыслителей и героев – Достоевского, Ницше, Толстого, Чехова, Сократа, Авраама, Иова, Паскаля, позже Кьеркегора. Он пишет о Платоне и Плотине, Августине и Спинозе, Канте и Гегеле; полемизирует с Бердяевым и Гуссерлем (и с тем, и с другим Шестова связывала личная дружба). Он “философствовал всем своим существом”, – так скажет о нем Н. Бердяев.
“Научить человека жить в неизвестности... ” Одной из основных для Шестова является проблема философии. Уже в “Апофеозе... ” он определил свое видение задач философии: “Научить человека жить в неизвестности... ”, – человека, который всего более боится неизвестности и прячется от нее за различными догматами.
Однако в определенных обстоятельствах всякий человек ощущает в себе потрясающее стремление осмыслить судьбу и предназначение своего собственного существования, как и существования всего универсума. Обращенность конкретного человека к жизнесмысловым и миросмысловым проблемам, к “началам” и “концам” оставляет человека один на один с “проклятыми” вопросами: смысла жизни, смерти, природы, Бога. В подобных обстоятельствах люди обращаются к философии за ответом на мучающие их вопросы. “... В литературе, – иронизирует Шестов, – с давних времен заготовлен большой и разнообразный запас всякого рода общих идей и мировоззрений, метафизических и позитивных, о которых учителя начинают вспоминать всякий раз, как только начинают раздаваться слишком требовательные и неспокойные человеческие голоса”.
Эти существующие мировоззрения оборачиваются темницей ищущего духа, поскольку в этих запасах идей и мировоззрений “философы стремятся “объяснить” мир, чтоб все стало видным, прозрачным, чтоб в жизни ничего не было или было бы как можно меньше проблематического и таинственного”. Шестов сомневается в пользе таких объяснений. “Не следовало ли бы, – говорит он, – наоборот, стремиться показывать, что даже там, где все людям представляется ясным и понятным, все необычайно загадочно и таинственно? Самим освобождаться и других освобождать от власти (курсив наш. - Е. В) понятий, своей определенностью убивающих тайну. Ведь истоки, начала, корни бытия – не в том, что обнаружено, а в том, что скрыто: Deus est Deus absconditus (Бог есть скрытый Бог) ”.
Именно потому, считает Шестов, когда “говорят, что интуиция есть единственный способ постижения последней истины”, с этим трудно согласиться. “Интуиция происходит от слова intueri – смотреть... Но нужно уметь не только видеть, нужно уметь и слышать... Ибо главное, самое нужное – увидеть нельзя: можно только услышать. Тайны бытия бесшумно нашептываются лишь тому, кто умеет, когда нужно, весь обращаться в слух”.
И задачу философии он видит не в том чтобы успокаивать, а в том, чтобы смущать людей.
Такие предположения в духе абсурда преследуют вполне человеческие цели: показать открытость, “негарантированность” всякого бытия, в том числе и бытия людей, помочь найти истину там, где ее обычно и не ищут. “... Философия есть учение о ни для кого не обязательных истинах”. Выступая против классической метафизики, точнее, против метафизического разума, Шестов призывает признать реальность непостижимого, иррационального, абсурдного, не вмещающегося в разум и знание, противоречащего им; восстающего против логики, против всего, что составляет привычный, обжитой мир, незаметно и неизбежно идеализированный, а потому ложный, обманчивый – мир человеческого бытия. Иллюзии этого мира тщательно рационализированы, так что выглядят прочными, устойчивыми, но это лишь до возникновения реальности непредвиденного. Как только реальность непредвиденного, катастрофичного и неосознанного заявляет о себе, вся эта обжитость и обыденность оказывается вдруг кратером проснувшегося вулкана.
“Вера зовет все на свой суд”. Шестов не принимает традиционную метафизику и теологию. В период с 1895 и примерно до 1911 года в его воззрениях происходит радикальный антропоцентрический поворот к философии жизни и исканию Бога. Причем речь идет не о христианском Боге (для него Бог добра – это бог с маленькой буквы), а о Боге Ветхого Завета. В своих суждениях о Боге Л. Шестов был сдержан и не то чтобы колебался признать существование Бога, скорее он колебался говорить о нем что-либо утвердительное. Вот достаточно характерные для Шестова слова, ими, по сути, начинается его крупное, изданное уже в эмиграции, произведение “Власть ключей” (Берлин, 1923 г): “Признавал ли хоть один философ Бога? Кроме Платона, который признавал Бога лишь наполовину, все остальные искали только мудрости... Конечно, из того, что человек погибает, или даже из того, что гибнут государства, народы, даже высокие идеалы, – никак не “следует”, что есть всеблагое, всемогущее, всеведущее Существо, к которому можно обратиться с мольбой и надеждой. Но если бы следовало, то и в вере не было бы никакой надобности; можно было бы ограничиться одной наукой, в ведение которой входят все “следует” и “следовало”.
Обратим внимание на то, как Шестов, говоря о разрушительных процессах реальности, озабочен их несовместимостью с всеблагим, всемогущим, всеведущим Существом, но именно из стремления преодолеть эту несовместимость и возникает, с точки зрения Шестова, надобность веры. “И все же люди не могут и не хотят перестать думать о Боге. Верят, сомневаются, совсем утрачивают веру, потом снова начинают верить”.
“Сомневаются... ”! Из этих сомнений возникают рассуждения “о всесовершенном существе” – “мы охотно говорим” о нем, “привыкли к этому понятию” и даже “искренно думаем, что оно имеет определенное, для всех одинаковое значение”. Шестов предлагает читателю раскрыть понятие “всесовершенного существа” через некоторые признаки, которые прежде всего могут быть названы при решении задач такого рода. В первую очередь возникает несомненность двух признаков – всезнание и всемогущество. “Есть ли в самом деле всезнание признак совершеннейшего существа? ” - вопрошает Шестов и тут же дает отрицательный ответ, поясняя при этом: “Вперед все предвидеть, все всегда понимать – что может быть скучнее и постылее этого? ” “Всесовершенное существо никак не должно быть всезнающим! Много знать – хорошо, все знать – ужасно”. С всемогуществом, считает Шестов, то же самое. “Кто все может, тому ничего не нужно”.
И третий признак, часто называемый признак вечного покоя, Шестов также находит нисколько не лучше уже разобранных. Так чем же руководствуются люди, приписывая те или иные качества совершенному существу? Ответ Шестова достаточно определенен – “руководятся не интересами этого существа, а собственными. Им, конечно, нужно, чтобы высшее существо было всезнающим – тогда ему можно без опасения вверить свою судьбу. И хорошо, чтобы оно было всемогущим: из всякой беды выручит. И чтобы было спокойное, бесстрастное и т.д. ”.
Предвидя возможные возражения и даже упреки в ограниченности, неспособности понять “возвышенной прелести” всезнания, всемогущества, ничем не нарушаемого покоя, Шестов к сказанному выше резонно добавляет: “Но те, которые любуются этими возвышенностями, – они-то не люди, что ли, и не ограниченны? Им разве нельзя возразить, что они вследствие своей ограниченности выдумали свое совершенное существо и радуются на свою выдумку? ”. Что же касается самого Шестова, то его Бог - прежде всего Бог “сокрытый”, неизвестный и могущественный настолько, чтобы быть таким, каким он хочет, “а не таким, каким бы его сделала человеческая мудрость, если бы её слова превращались в дела... ”.
Нет идеи, нет идей, нет последовательности, есть противоречия, но ведь этого именно я и добивался, как, может быть, читатель уже и угадал из самого заглавия. Беспочвенность, даже апофеоз беспочвенности, - может ли тут быть разговор о внешней законченности, когда вся моя задача состояла именно в том, чтоб раз навсегда избавиться от всякого рода начал и концов, с таким непонятным упорством навязываемых нам всевозможными основателями великих и не великих философских систем.
Л.И. Шестов. Pro Et Contra
В Антологии представлен «русский» контекст восприятия Льва Исааковича Шестова. В нее включены статьи и главы из книг как современников, так и философов второй половины XX века, дающих оценку его личности и учения, реконструирующих его сферу разговора, объясняющих причины его влияния на русскую культуру, выявляющих истоки его философских взглядов и своеобразного стиля мышления. Наибольшее внимание уделяется его философско-экзистенциальным поискам. Антология представляет динамику восприятия творчества и личности мыслителя и охватывает хронологически 1899-1979 гг.
Книга рассчитана на всех интересующихся творчеством Л.И. Шестова, а также может служить учебным пособием для студентов-гуманитариев.